1.

Тамара Васильевна  проснулась от стука в окно. Электричества в квартире не было, и она в темноте, нашарив ногами старые войлочные тапочки, сунула в них озябшие ноги и пошла открывать.

- Ой, Тома, к Валентине тебе надо идти, - с порога затараторила соседка Оксана, полная, пятидесятилетняя женщина, у которой в квартире ещё работал телефон. Оксана с двумя малолетними внуками жила на  кухне  - две другие комнаты были разворочены украинской артиллерией.

- Что случилось, Оксана? – Тамара Васильевна окончательно проснулась.

- Да звонила Валентина – что-то с Лёшкой ихним. То ли осколком задело, то ли пулей. В общем в госпиталь потащили пацана, а тебя просила с младшей Верочкой посидеть…

Тамара Васильевна стала собираться. На дворе был март, холода ещё не отошли, и она накинула старую уже изрядно затёртую за время оккупации когда-то выходную песцовую шубу, накинула серую ворсистую шаль, купленную мужем ещё до войны…

Вскоре она, одной рукой опираясь на суковатую палку, а другой, прижимая к груди сумку с едой (что удалось собрать) пошла по ночному городу.

«Сколько раз говорила, чтоб перебирались с детьми ко мне, - думала Тамара Васильевна о дочери, - нет, не захотела уходить из своего посёлка».

- У нас подвал есть, там и прячемся от снарядов, - ответила как-то на приглашение  матери Валентина, - да и Иван рядом – я их позиции  из кухонного окна вижу…

Теперь бои шли совсем недалеко от того места, где жила дочь, и Тамара Васильевна глубоко вздохнула, переступая через поваленное дерево, черневшее в свете далёкого пожара словно длиннохвостый аллигатор…

После вчерашней яростной бомбардировки украинцев Тамара Васильевна не знала, жив ли зять, второй год командировавший ротой ополченцев. Она думала о нём, о дочери, о внуках. В висок било: «скорее, скорее, скорее».

Она миновала последние дома города и вышла в поле. Сюда, на косогор, в мирное время Тамара Васильевна не раз приводила свой класс. Девочки собирали цветы, внизу на лугу мальчишки затевали футбольные баталии. Тамара Васильевна любила сидеть в густой траве и смотреть на утреннюю зарю, слушать голоса птиц и шум ветра в высоких кронах старых, высоких берез, похожих на корабельные мачты.

2.

Едва видимая в траве тропинка убегала к горизонту, и там, возле самой кромки земли и неба, всходило солнце, ослепляя глаза, а потом уходя выше и соединяя облака и поле, голубизну и зеленую радость всходов озимой пшеницы… Слева и справа были шахты, и солнце среди гор-терриконов походило на какую-то давнюю открытку, которую Тамара Васильевна видела в детстве в альбоме старшей сестры Любы, живущей сейчас в Южно-Сахалинске.

Опомнившись, и сбросив с себя воспоминания, Тамара Васильевна заспешила, почти побежала, но споткнувшись о какую-то железку упала, больно ударившись коленом. Из темноты  сверкнули пушечные выстрелы, и далеко за спиной Тамары Васильевны, в городе, стали рваться снаряды.

«По улице Артёма бьют», - подумала она и заплакала то ли от боли, то ли от горя – там, где рвались снаряды, была школа, в которой почти 36 лет проработала учительницей русского языка Тамара Васильевна.

Превозмогая боль в левом колене, она встала и, опираясь на посох, пошла. Вскоре поняла, что сбилась с пути и шла теперь по застоялому за время войны ковылю  - и чем дальше шла, тем он был все гуще.

Она поняла, что в темноте не знает как выйти к посёлку, где жила семья Валентины и наугад шла и шла рядом с лесополосой, натыкаясь на пни и маленькие деревца.

«Где же эта старая липа и поворот  за ней к огородам посёлка?» - думала она, и сердце стучало всё чаще и ноги уже едва держали её, шестидесятилетнюю женщину, уставшую, начинавшую терять веру в то, что она дойдёт до цели. На миг возникло круглое, розовощёкое лицо младшей внучки, которая сидит сейчас одна в холодном доме и Тамара Васильевна прибавила шаг. Ей казалось, ещё немного и увидит она этот дом и другие невысокие дома шахтёрского посёлка.

3.

Внезапно из темноты на неё надвинулись, показавшиеся ей неестественно огромными, фигуры людей. В глаза ударил острый свет электрического фонарика.

- Эй, тётка, а ну, стой, - прозвучал хрипловатый, но, в то же время высокий, похожий на детский голос. – Чего тут шляешься?

- Да заплуталась я, -  испуганно сказала Тамара Васильевна, - в посёлок шла, к внучке своей. Помогите мне, ребятки, выйти на дорогу…

Она догадалась, что это за «ребятки». О головорезах батальона «Азов», прибывших на позиции, вчера предупреждали по городскому радио, но в глубине души надеясь на лучшее, продолжала говорить, как с обычными людьми.

- В посёлок тебе? – прогудел крупный боевик, приближаясь к женщине. – Это, где «ватники»? Понятно, что ты за птица…

И он, грубо схватив Тамару Васильевну за плечо, резко толкнул её на кусты.

Она упала навзничь, шуба задралась и под фонарём бандиты увидели её ноги в вязаных чулках.

Раздался хохот мужиков.

- Ты шо, Петро, ай на старуху запал? – крикнул кто-то толкнувшему Тамару Васильевну боевику и продолжавшему стоять над ней.

- Пошёл ты на…, - огрызнулся Петро и вдруг с силой ударил тяжёлым ботинком по ногам Тамары Васильевны. – А ну вставай, старая, небось твои выб…ки против нас воюют! А? Чего молчишь? Кол в горло дожидаешься?

- Ребята что вы делаете, как вам не стыдно, - нашла в себе силы сказать Тамара Васильевна, медленно вставая, - что я вам плохого сделала?

- А может ты террористка, - пискнул уже знакомый голос.

Кто-то из бандитов грубо схватил Тамару Васильевну за шиворот, и она почувствовала, как треснул ворот шубы, посыпались верхние пуговицы.

В неглубокой землянке с глинистым полом горела восковая толстая свеча, установленная на столе, сооружённом из патронных ящиков. На лежанке спал рыжебородый  толстый человек.

Вошедшие своим шумом разбудили его, и он недовольно  щурился, пока вставал и одевал чёрные ботинки. Рыжебородый застегнул обувь и потянулся за недопитой бутылкой водки. Все замолчали. Наполнив гранённый стакан, хозяин землянки выпил. Короткими красноватыми пальцами он захватил из стеклянной банки солёный огурец и отправил его в едва видимый в рыжих зарослях рот.

- Чего надо? – рыжебородый командир поднял голову и посмотрел на группу бандеровцев, - Кто это с вами?

- Да баба ихняя, ватниковская, - прогудел уже знакомый Тамаре Васильевне бас. – Пёрлась в посёлок, а мож и лазутчица – кто её знает…

- Ну? – повернулся к Тамаре Васильевне рыжебородый.

- К дочери шла с внучкой посидеть, - заговорила она слишком быстро, и он понял, что страх сжимает её сердце, - отпустили бы вы меня. Какая я лазутчица. Учительницей всю жизнь проработала…

- Какой предмет вела? – спросил, зевнув командир, всё ещё продолжая сидеть на лежанке.

- Русский язык и литературу, - машинально ответила Тамара Васильевна и вдруг до нёё дошло – она подписала себе смертный приговор.

- Вон оно как? – взвизгнул фальцетом маленький боевик. – Вражий язык преподавала. В расход её надо  - Артур! А?

Рыжебородый Артур молчал, исподлобья наблюдая за пленной. Он явно раздумывал.

4.

В этот миг Тамара Васильевна заметила на себе чей-то взгляд. Она слегка повернула голову и увидела, как из-за спин боевиков на неё смотрит высокий русоволосый парень. Вглядевшись, она узнала: да это её выпускник позапрошлого года Семён Пивень. Он конечно же, узнал её – безотрывно смотрел и молчал. О чём он думал, что вспоминал?

Может быть, как в шестом классе влепила ему Тамара Васильевна двойку по поведению за то, что он, вместо урока увёл ребят в лощину, где водились ужи. А может быть на ум Семёну пришёл случай, когда учительница приходила к ним домой утихомиривать пьяного отца, до крови пробившего сыну гитарой голову. Отец был пьян и в день визита Тамары Васильевны, и он, Семён, бросился её защищать, когда отец, матерясь, замахнулся на гостью пустой бутылкой…

После того случая он с неделю жил у неё дома, пока мать с отцом не пришли виниться и забирать сына. Семён помнил, как молча грустно смотрела на них Тамара Васильевна, а они, с отёкшими от пьянки лицами, отводили глаза и лишь шевеля  губами продолжали просить прощения. Боялись, что учительница напишет заявление в милицию.

Краем глаза Тамара Васильевна увидела, как рыжебородый внимательно смотрит на неё. Несмотря на возраст, она была хорошо сложена, даже красива, за глаза в школе её называли «Элизабет Тейлор»…

- Ну, раз ты не против нас, - сказал он, - тогда оставайся. Суп с борщом-то умеешь, надеюсь готовить? Ну, не слышу ответа?

Он дёрнул её за рукав, и она машинально плюхнулась на лежак, рядом с ним, жарким, пахнущим водкой, солёными огурцами и никотиновой гарью.

- Располагайся, не стесняйся, - хозяин землянки привстал и пересев на зелёный ящик, стоящий напротив, опять уставился на пленницу.

Тамара Васильевна молча смотрела в угол землянки. По стене ползли какие-то насекомые, пауки уже протянули свои сети… Сердце её стучало, но она почему-то не думала, что с ней будет, а лишь горевала, что внучка Верочка так и сидит сейчас в одиночестве и, наверное, плачет.

На миг скосив глаза, Тамара Васильевна упёрлась в острый взгляд рыжебородого.

- На мать ты мою похожа, - вдруг сказал он почти трезвым голосом. - Ну что, останешься с нами?

Пленница молчала. В землянке было тихо, лишь слышались отдалённые выстрелы украинских пушек.

- Ишь, сука, и говорить не желает, - опять взвизгнул маленький бандеровец и грязно выругался. – Давай грохнем её, Артур, и дело с концом – вон какая борзая…

Он схватил сумку Тамары Васильевны и вытряхнул содержимое на стол. Выпали куски колбасы, ломтики сыра, на земляной пол упали яблоки, покатившись в разные стороны.

Тамара Васильевна смотрела на всё это и думала, что вот такие (а может быть эти) новые бандеровцы и убили её мужа  две недели назад. Муж, профессор университета, ушёл в ополчение вместе со своими студентами и в первом же бою  его сразило пулемётной очередью.

Она вспомнила его виноватую улыбку, когда он, доктор наук, уходил на позиции рядовым бойцом и долго махал ей рукой, пока строй ополченцев не скрылся за поворотом.

5.

Вспомнив всё это, Тамара Васильевна вдруг встала с лежака и оглянувшись на рыжебородого Артура,  ожидавшего от неё ответа, сказала:

- Сволочи вы, ребята. Забыли дедов своих, что в этих местах немцев били. Что вы делаете? Опомнитесь. Зачем вы пришли нас убивать? Что вы матерям своим расскажите о «подвигах» на Донбассе?

- Ах ты шваль, - рыжебородый Артур изменился в лице и заученным приёмом резко ударил в лицо женщины. Она упала словно подкошенная, ударившись головой о стену и потеряла сознание.

Очнулась она уже на улице. Тамара Васильевна лежала на снегу и чувствовала, как кровь всё ещё заливает ей лицо.

Мимо, уже не обращая на неё внимание ходили бандиты «Азова». Наконец, кто-то споткнулся о ноги Тамары Васильевна. Это был Артур.

- Оська, твою мать, - заорал он, - я же тебе велел оттащить её за кусты – пусть там подыхает. Ты, суконец, что время тянешь? Хочешь, чтоб я вместо неё тебя грохнул?

- Я сей миг, Артурчик, сей миг, - Оська выскочил из землянки, утёр рот рукавом куртки и схватил за плечи Тамару Васильевну. Низкорослый, пьяный он долго суетился. Сил поднять женщину у него не хватило, и он вместе с ней сполз на снег.

Стоящие полукругом бандиты загоготали.

- Артур, я сейчас, я сейчас, я быстро, извини, командир, - Оська волоком потащил пленницу по снегу к оврагу.

- Может помочь ему? – подал голос Семён Пивень.

- Ух ты, заговорил наш «глухонемой», - усмехнулся Артур. – То отнекивался ватников кончать, а тут на тебе – решил. Иди, помогай. Да не тяните там с Оськой. Скоро выходить в рейд…

Артур повернулся и ушёл в землянку. Семён пошёл следом за Оськой. Минуты три он  шёл по следу, где Оська тащил Тамару  Васильевну – шёл словно по дорожке, специально проложенной в снегу.

Вскоре увидел их обоих – передергивающего затвор карабина узкоплечего Оську и сидящую на снегу с растрепанными волосами и окровавленным лицом Тамару Васильевну.

- Артур прислал на помощь к тебе, - сказал Семён и пока Оська согласно кивал головой, пока закрывал затвор, он ударил его прикладом в висок.

Оська упал тихо, даже не вскрикнув, словно тряпичная кукла.

Подхватив Тамару Васильевну на руки, Семён понёс её к темневшему за лесополосой оврагу. Она ещё ничего не понимала, находясь словно во сне, словно всё происходящее было не с ней. Но вскоре поняла, что Семён Пивень, её бывший ученик, уносит её подальше от бандитов. Она крепче прижалась к нему, обхватив  крепкую шею парня обеими руками.  

Когда они миновали овраг, Семён опустил учительницу на ноги, и они  стали прислушиваться. Было тихо. Пушки больше не стреляли. Где-то за терриконами рождался рассвет, ветер, запутавшись в лесополосе, стих.

Потом они услышали чьи-то голоса, услышали совсем рядом, за пакгаузами, и среди нескольких мужских голосов Тамара Васильевна узнала голос Ивана, мужа своей дочери, командира роты ополченцев…