Наталья Шухно родилась в 1984 году в г. Могилеве. Окончила Московский государственный университет им М.В. Ломоносова, факультет журналистики. Автор и ведущая телевизионных программ о кино, театре и музыке. Автор двух поэтических сборников: «Белые паруса» (2002 г.), «Сборник стихотворений» (2010 г.). Лауреат литературной премии им. Ю. П. Кузнецова (журнал «Наш современник»). Публиковалась в ряде белорусских изданий: «Книжный мир», «Белорусская мысль», «Знамя юности», «Советская Белоруссия», «Беларусь сегодня», а также в российских литературных газетах и журналах: «Литературная газета», журнал «Наш современник» и других. Член Союза писателей России, проживает в Москве.

 

              * * *

Два тополя над домом склонены

И сыплют пухом нежным и воздушным,

Укрыв фасад в подпалинах желтушных,

Баюкая напуганные души,

Как будто тополя пришли с войны.

 

Вечерние дворы пока полны,

На бельевых веревках форму сушат,

Гоняют мяч, детей зовут на ужин,

И музыку из окон можно слушать,

И хочется добра и старины.

 

А старина растет из недр лесных,

Плывет над полем дудочкой пастушьей,

И век, как миг, пропущен и разрушен,

Эпоха погибает от удушья,

Растрачивая мертвых и живых.

 

Крым 

 

У меня в чемодане чайки

И шампанское "Новый Свет",

Бело-розовой россыпь гальки,

Две цикады, бикини, "найки",

Сколько этому лету лет? 

 

И морская тоска мелодий, 

Из чернильных глубин вода,

Сожаления о свободе

И бессилие тех, кто входит 

В бесконечные поезда. 

 

У меня в чемодане письма

О таком, что нельзя сказать,

О молчании кипарисном,

Обещании ныне и присно

Обещания не выполнять. 

 

День, как старый роман, пролистан,

Синевою залит восток,

И пронзительно пахнут листья,

Наполняя тревогой пристань,

Корабельный дрожит гудок. 

 

У меня в чемодане море

И разлука в сто тысяч верст,

И сто тысяч таких историй,

Остывающий воздух горный

И крупинки соленых звезд.

 

 

* * *

Ее кресты как обстоятельства

Сложились в схемы неизменные,

Обыкновенное предательство

И боль вполне обыкновенная. 

 

Она звала. Стальными веками

Моргали совы желтоглазые,

Но откликаться было некому 

И сожалеть о недосказанном. 

 

Тревожный сон, в нем что-то важное,

Тугим жгутом рубашка свернута.

Но одиночество не страшное,

Когда луна заходит в комнату. 

 

Промозглый ветер, вечер пятницы,

Звенит в окне осина голая,

Она молчит и улыбается,

И Бог ее целует в голову. 

 

            * * *

Московские огни еще плывут, 

Июньский вечер в матовой подсветке,

Луна висит на яблоневой ветке,

Как циферблат без стрелок и минут.

   

Нам кажется, что невозможно ближе,

Не тратя слов, не опуская глаз,

И вижу я тебя, как в первый раз,

И, как в последний раз, тебя я вижу.

 

Устала облетевшая сирень,

И опрокинул парк деревья в воду,

Выходит звук на бешеную коду,

Как в первый день и, как в последний день.

 

И стебли трав уже теряют силы,

Июнь встает полками за спиной,

Невыносимо просто быть с тобой,

И отпускать тебя невыносимо.

 

                  * * *

Как провожают нынешних и бывших,

Касаются губами скул едва.

И молятся, храни его, Всевышний,

Молитвенные позабыв слова. 

 

Так сладок сон, так тихо шепчут травы,

Пока молчит бесчувственная сталь,

Здесь нет уже и правых, и неправых,

А лишь глаза, смотревшие в февраль. 

 

Он видит смерть, она идет по следу,

Кровавый дым к сухой земле приник,

А там, за ним, Туманность Андромеды

И волосы прекрасных Вероник. 

 

Он станет снова маленьким и лишним,

Пополнит геометрию могил,

Поэтому люби его, Всевышний,

Пока небесный край крестами вышит,

Прими его, уже навечно в тыл.

 

         * * *

Латунная луна чиста,

Орнамент кратеров остывших

Поет о Будде и о Кришне,

Аллаха славит и Христа.

 

Квартал затих, в панельных снах

Ни серых крыш, ни спин сутулых,

Там под луною Гонолулу

Лежит в коралловых песках.

 

А он не видит ничего,

Вмерзает в лавку остановки,

Надвинув капюшон ветровки,

И остановка - не его.

 

Пейзаж постыл, сюжет не нов,

И холоден фонарь двурогий,

В груди теснятся некрологи

Из неотвеченных звонков.

 

И Божий свет вселяет страх,

И мокрый снег мгновенно тает,

И он практически не знает

О Гонолулу и песках.

 

 

        * * *

Хочется писать сонеты,

Что-нибудь про арбалеты,

Соколиную охоту,

Соболиные меха.

 

И про крепостные стены,

За которыми царевна

Со старинным приворотом

Ожидает жениха.

 

И о доле, и о воле,

Осененных волчьим воем,

И крещенскою водою

Окропленных на века.

 

Поискать былую правду,

В славной битве на Непрядве,

Где под крестиком нательным

Сердца стук идет к нулю.

 

Старой сказки ветхий трепет

Зимнее окно залепит

Мокрым снегом и метелью,

Звезды белый свет прольют.

 

Косы расплетутся плавно,

И оплачет Ярославна

Навь и Явь на поле бранном

И последнее "люблю".

 

           * * *

А ты закрой глаза и не смотри

Как небо грозовое почернело,

Как кисти опаленные рябин

Сгибаются от ягод переспелых.

 

Как к самому крыльцу подходит сад

И аромат дождя приносит нежный,

Держи меня, держи меня в стократ

Сильнее, чем земля родная держит.

 

Планета ограничена, мой друг,

Обыденной возможностью проститься,

Ты слышишь этот неизбежный звук?

Так яблоки стучат по черепице.

 

              * * *

Играли в мячик, считали пальчики,

Как сон дурной - на передовой,

Они опять превратились в мальчиков,

Которых мамы зовут домой.

 

За поколением неудачников

Стоит глухая стена лжецов,

Еще родите, ну хватит, не плачьте так,

Бывает часто, в конце концов.

 

А над окопами одуванчики

И неба солнечного отрез,

Не оглянувшись уходят мальчики,

Куда... как мученики, на крест.

 

           * * *

Пусть будет лето и жара,

Медовый зной, душистый воздух

И ослепительные звезды,

И сосен теплая кора. 

 

Пчелиный гул, сверчковый плач,

Вишневый сок, трава по пояс,

Я все пытаюсь, успокоясь,

Несопряженное сопрячь. 

 

Июль, зачатый по любви,

Врастет в податливую почву

И затаиться между строчек

Понятной истиной земли. 

 

Я застываю где-то меж

Ветров и солнца. Вижу сцену,

Венок, который не надену,

И потолок, сдавивший стены,

И клетку собственных надежд.