Редакция сайта ранее сообщала, что 16 февраля 2019 года на 79-м году жизни ушёл из жизни кандидат в члены РРО Союза писателей России, прозаик, Убогий Владимир Николаевич. Публикуем его рассказ "Диссертация".
Диссертация
Рассказ
Чижиков сидел один в пустом гостиничном номере, разложив на голом деревянном столе листы бумаги. Он перекладывал их, как пасьянс, что-то чёркал, подтирал, исправлял. Настроение у него было тревожное. Первый раз он собрал воедино то, что вот уже полтора года добросовестно собирал по крупицам. Это была диссертация. Он был соискателем, то есть не очником, а работал и учился одновременно. Трудно это. Сначала сдавал кандидатские экзамены. А для этого ходил на курсы английского языка при политехническом институте. Поступил в университет марксизма-ленинизма, чтобы легче было сдать экзамен по философии. В общем, жил, как положено жить в его годы женатому человеку, который, проработав несколько лет инженером в КБ, ещё не смог многого добиться, но многое понял. Он понял, что высшее образование — это не цель и не финиш, а только старт, и что для красивой жизни корочки с гербом слишком мало. Надо учиться. Чижиков понял это однажды в день получки, когда жена взяла деньги, как-то странно на них посмотрела и словно не заметила привычный букетик цветов, который он покупал регулярно.
Чижиков сдал экзамены, потом долго искал научного руководителя, никак не мог определить темы. Потом вышло что-то вроде «Оптимизация параметров гидравлических распределителей в условиях массового производства». Он ещё толком не представлял себе, что это будет, но знал твердо: название модное, и здесь можно копать. Копал, копал, и вот, наконец, получилась стопка бумаги с формулами, графиками, диаграммами. Руководитель уже давно просил показать материал. Чижиков не успевал, придумывая всякие причины своей неявки. А жил он в небольшом городке, за сотню километров от областного города, где находилась аспирантура.
И вот, наконец, он выбрался и теперь сидел над этой кучей, словно намеревался отыскать в ней жемчужное зерно. Лысина масляным пятном просвечивала сквозь белокурые волосы. Волосы таяли, как масло на сковороде. Как бы с целью компенсации, он отпустил модные усы и бородку, отчего создавалось впечатление, что прическа сползает вниз, как продранный парик.
Чижиков покосился на игривую надпись, выцарапанную ножом на столе:
«И я здесь был, мёд-пиво пил».
— Хорошо тебе, — подумал Чижиков, машинально расписывая на бумажке пересохший стержень авторучки. — А пошёл бы ты завтра к профессору Будкевичу, так узнал бы…
В коридоре послышались голоса. Дверь с шумом распахнулась, и в комнату вошли трое. Все они были высокого роста, почти одинаково одетые в клетчатые пальто, рыжие шапки, тёплые полуботинки с модно заправленными в них брюками, чем напомнили Чижикову фотографию американских велосипедистов 30-х годов.
Чижиков тихонько усмехнулся. Он сразу понял, что это спортсмены, хотя бы по огромным сумкам с фотографиями каких-то красоток под целлулоидной рамочкой на боку, в одной из которых он узнал «Незнакомку» Крамского. Но для велосипеда сейчас не сезон. С утра кружил снежок. А к вечеру вдруг потянуло теплом, как от печки. Снег уже не кружил, а стыдливо прятался в лужи. Словно зима не успевала хорошо выдержать снежинки в своём холодильнике и выдавала их полуфабрикатом, лишь бы выполнить план.
— Душновато тут, — сказал один, раздевшись. Подошел к окну, распахнул фрамугу, не спрашивая на то согласия Чижикова.
Чижиков, хоть и не любил церемоний, но это ему не понравилось. От окна потянуло, а он был не богатырь здоровьем.
Спортсмены не очень отличались друг от друга и когда разделись. Поэтому Чижиков решил различать их но прическам: Блондин, Ёжик, Курчавый. Видно было, что они только что выпили и их обуревали чувства. Как выяснилось из разговора, они были здесь на областных соревнованиях по волейболу и в финале проиграли двум командам подряд, из-за чего не получили призового места. Они громко выясняли причины, винили тренера и судей. Чижиков невольно слушал их и не мог сосредоточиться. Он сам был когда-то спортсменом и понимал их чувства. Но до завтра нужно было ещё много сделать, и он решился на замечание.
— Ребята! Можно потише?
Чижиков хоть и был очень занят, но не исключал приятности возможного вопроса «Над чем работаешь?» Тут можно было, между прочим, бросить:
— Да так, тема одна подвернулась. Решил из неё диссертацию сделать.
Тут кто-нибудь скажет: «Вот видите! Пока мы мячик гоняем из угла в угол, а люди вон какие дела делают».
Но они вопроса не задали. Только Ёжик бросил в его сторону:
— Работаешь, дружочек, и работай.
Чижиков промолчал, но его самолюбие было задето. А спортсмены достали из сумки «огнетушитель» с портвейном, слегка отодвинули бумаги Чижикова в сторону, выпили, отчего разговор приобрел ещё большую остроту. При этом, когда Ёжик нёс ко рту стакан, несколько капель упали на рукопись. Чижиков втянул ноздрями воздух и неожиданно для себя выпалил:
— Вы что, обалдели? Милицию вызвать, что ли?
Все трое изумились. Ёжик сощурил правый глаз:
— Кого? Меня в милицию? Да ты тут видно совсем в духоте сомлел. Наверно, кляузу строчишь? Писатель! Пойди, прогуляйся. Заодно и мозги проветришь.
С этими словами он схватил бумаги Чижикова, сколько захватила его ладонь, на которой свободно умещается волейбольный мяч, и швырнул в окно.
Чижиков похолодел. Мысль броситься на этого невежду с кулаками замерзла на лету, как замерзает слюна на 40-градусном морозе. Медленно, как при ангине, он прошептал:
— Ты с ума сошел! Это же диссертация!
— Ну и что! — ответил тот, потом спохватился. — Какая диссертация?
— Моя… кандидатская.
— Дурак, что ж ты сразу не сказал?
— А ты спрашивал?
— Живо одеваться! — скомандовал Блондин.
Все быстро оделись. Чижиков захватил портфель. Пулей пролетели миме швейцара, дремавшего под табличной «Мест нет», и выскочили на улицу. Напротив окна их номера, в грязи были разбросаны листы, как листья запоздалой осени. Чижиков поднял один лист, вытер его. Потом другой. Постепенно собрали всё, что можно было найти. Один лист сняли с ветки тополя.
Ежик взял Чижикова за локоть:
— Слышь? Ну, ты извини. Так оно как-то сорвалось. Я и сам не ожидал.
Чижиков не ответил. Он думал о другом. Работа-то пустяковая. Знает он, что всё это ради прибавки к зарплате. Ему стало грустно. Напротив гостиницы светились окна «Гастронома».
— Ребята, пошли в магазин, возьмем бутылку, — предложил Чижиков.
Те пожали плечами, но решили, видимо, ему больше не перечить.
В номер вернулись уже друзьями. Теперь Чижиков знал, что их зовут Витя, Юра и Коля. И вообще они хорошие ребята. Только вот не повезло им на соревнованиях.
Чижиков разложил на окне собранные грязные листки, чтоб они высохли. Убрал со стола оставшиеся. Гостеприимно поставил на стол бутылку водки, спортсмены — своё вино и закуску. Налили.
— Давайте выпьем за будущего кандидата,— предложил Блондин.
— Налей ему штрафную как пострадавшему, — пошутил Курчавый.
Чижиков собрался с силами и залпом опрокинул стакан водки. Стало совсем тепло и уютно. Ему показалось, что он давно уже знает этих хороших ребят и готов с ними на край света. Потом пили ещё. Когда всё допили, запели песню.
«А это был не мой, а это был чужой, А это был тёщин чемоданчик».
Чижиков в каком-то судорожном веселье, со сбитой на бок сигаретой, хотя вообще-то не курил, наседал на Блондина.
— Слышь! Ха-Ха! Вот будет здорово, когда тёща узнает, что я её чемоданчик выбросил в окошко.
— Коля! — с жаром говорил Чижиков.
— Я не Коля. Я Витя.
— Ладно. Пусть Витя… Витя! Я тебя уважаю. Ты спортсмен. Я ведь тоже выступал. У меня первый разряд по шахматам. Я почти выполнил норматив кандидата в мастера. Но вот женился... Я могу давать сеанс одновременной игры. Найдите шахматы, я с вами троими вслепую сыграю.
— Ложись, во сне сыграешь, — грубо оборвал Ёжик.
В общем, братание не клеилось. Получалось, как только кончилась выпивка, кончилось и то, что их связывало. Чижиков с трудом разделся и лёг.
Проснулся он поздно, в номере было пусто. В голове тоже. Но так пока казалось вначале. Как только Чижиков встал, он почувствовал, что в голове осталось что-то тяжелое, что каталось из стороны в сторону. Он лёг на правый бок — кололо в правом виске. Перевернулся на левый. Теперь кололо в левом. Он встал, налил из крана стакан воды, жадно и тяжело выпил. Из зеркала на него глянуло чужое, испуганное лицо. Он снова лёг. На встречу с научным руководителем он опоздал. Из крана капала вода. Не было сил ещё раз встать и закрутить его. А вода всё капала и капала… Кап, кап, кап.